– Да, господин, – ответила она, – но… но, боюсь, мне не хватает умения.
– Князь Ёси – мастер чайной церемонии, – сказала Койко и с благодарностью пригубила саке. Ее седалище и спина болели от долгой тряски в паланкине, бедра – от двух дней верховой езды, а голова – от усилий, которых ей стоил проигрыш со всеми внешними признаками упорной борьбы за победу. Все это она скрывала, вместе с глубоким огорчением по поводу того, как мало проехали они сегодня. Это явно разочаровало его. Но с другой стороны, подумала она, мы оба понимали, что еще один форсированный марш невозможен. Он должен ехать вперед, а я отправлюсь следом. Будет хорошо побыть какое-то время без него. Эта жизнь отнимает слишком много сил, какой бы чудесной она ни была.
Они мирно выпили. Потом он сказал:
– Завтра, рано утром, я двинусь дальше с тридцатью воинами, оставив с тобой десять человек во главе с Абэ. Ты не спеша последуешь за мной в Эдо.
– Разумеется. С вашего позволения, могу я ехать так быстро, как это только возможно.
Он улыбнулся.
– Это порадовало бы меня, но только в том случае, если у тебя не будут болеть ни тело, ни душа, когда ты прибудешь.
– Даже если и будут, ваша улыбка излечит меня в один миг. Еще одну партию?
– Да, но не в го!
Она рассмеялась.
– Тогда я должна приготовиться.
Она встала и вышла в соседнюю комнату, задвинув сёдзи за собой. Он слышал, как она заговорила с Сумомо, но не стал прислушиваться к их беседе. Его ум был занят завтрашним днем, Эдо и гайдзинами.
Голоса замерли, когда обе девушки вышли. Он допил саке, смакуя вино, потом прошел в самую дальнюю комнату, где на безупречно чистых татами лежали футоны и стеганые покрывала. Зимние пейзажи и цвета были здесь главными украшениями. Он снял свою утепленную юкату, поежился и скользнул под пуховое одеяло.
Когда Койко вернулась, он услышал, как она походила немного туда-сюда во внешней комнате, потом вошла к нему и направилась прямо в ванную, где стояли сосуды с водой, на случай, если они понадобятся ночью, кувшины с питьевой и другие – для мытья.
– Я отослала Сумомо спать во внешней комнате, – крикнула она ему, – и попросила Абэ поставить снаружи охранника с приказом не беспокоить вас до рассвета.
– Зачем ты это сделала?
Она вернулась в комнату.
– Это наша последняя ночь на какое-то время – я упомянула ему, что не поеду с вами утром, – и я хотела, чтобы вы были безраздельно моим. – Кимоно упало к ее ногам, она медленно выступила из него и уютно устроилась у него под боком.
Хотя он много раз видел ее нагой, много раз испытывал прикосновение ее тела и много раз спал с ней, эта ночь была во много раз лучше всех, что были раньше.
Киото
Во дворце Киото один из шпионов главного канцлера постучал в дверь его спальни, разбудив Вакуру, и протянул ему трубочку с посланием, которая привязывалась к почтовому голубю.
– Только что перехвачено, господин.
Крошечный цилиндр был адресован главному придворному советнику бакуфу, Сайто, и запечатан личной печатью тайро Нори Андзё. Вакура поколебался мгновение, потом сломал печать длинным накрашенным ногтем.
Андзё послал голубя на рассвете:
Вождь гайдзинов нагло отказался подчиниться приказу императора оставить Иокогаму, и они готовятся к вторжению. Подготовьте приказ о всеобщей мобилизации на подпись императору. Затем срочно разошлите его копии всем даймё. Подготовьте все для немедленного возвращения Сёгуна Нобусады, который возглавит наши войска. Принцесса Иязу может, предпочтительно должна, остаться в Киото. Князя Ёси официально просят немедленно возвратиться.
Главный канцлер ненадолго задумался, высокомерно решил, что распоряжения Сайто будут отменены и императору посоветуют никогда не подписывать приказа о мобилизации. С большой острожностью он поместил послание внутрь цилиндра и запечатал его своим тайным дубликатом печати.
– Верните на место, позаботьтесь, чтобы оно было доставлено, – распорядился он и, оставшись один, усмехнулся. Война! Хорошо. Андзё был идеальным выбором на должность тайро. Все они захлебнутся в собственной моче, вместе со всеми гайдзинами, и Ёси, и всеми остальными.
Кроме принцессы. Она останется, чтобы стать вдовой – чем скорее, тем лучше.
39
Деревня Хамамацу
Понедельник, 8 декабря
Сумомо проснулась задолго до первых лучей солнца. Ее мучили кошмары. Она больше не ехала по Токайдо с Койко и князем Ёси, она снова была в Киото, солдаты бакуфу под командой Абэ загоняли ее в ловушку, в горящий дом сиси, кругом кровь, жуткие крики, сухой треск мушкетов, в панике она протискивалась вперед узким подземным ходом, вслед за Такедой и Кацуматой, она едва помещалась в нем, пробираясь ползком за ними следом, стены, пол, потолок надвигались, царапая ее, становясь все уже. Не хватало воздуха, пыль набивалась в нос, в рот, не давая дышать. Перед ее лицом дергались ноги Такеды, который пыхтя и извиваясь полз впереди, кто-то или что-то ползло сразу вслед за ней, потом Такеда превратился в Ёси, который стал пинать ее, остановил, потом пропал бесследно – и ничего впереди, кроме разверстой могилы.
Когда биение сердца утихло и предметы вокруг стали приобретать очертания в приглушенном свете масляной лампы, она увидела, что один из стражников наблюдает за ней со своих футонов, разложенных рядом. Прошлой ночью она сопровождала Койко, когда та разговаривала с Абэ, и он сказал ей, чтобы она легла спать в этой общей комнате, места с одной стороны было достаточно – это совершенно всех устроило. Комната была отведена четырем самураям, двое из них спали, двое несли службу. Там она приготовила себе постель, но уснуть не могла; мысли ее были в смятении, потому что она слышала, как Ёси сказал Койко, что они не поедут с ним дальше, а потом слышала, как Койко сказала Абэ:
– Князь Ёси решил, что с завтрашнего дня я, и все, кого он оставляет со мной, будут двигаться без спешки.
– Какие приготовления он хочет, чтобы были сделаны, госпожа?
– Кажется, он сказал, что хочет оставить вас и еще десять человек, чтобы проводить меня до Эдо, прошу прощения, что буду вам обузой.
– Это не труд для меня, госпожа, если он будет в безопасности.
В безопасности и недосягаем, подумала тогда Сумомо, растерявшись от такого неожиданного поворота событий. До Эдо еще далеко, столько всего может пойти не так.
В конце концов, она уснула. И ей приснился сон. Обычно она не видела снов. Последнее, что она делала вечером и первое – утром, это всегда читала молитву Будде, Наму Амида Буцу, просто называла имя Будды Амиды, чего было достаточно, если имелся бог, которому можно было молиться. Вчера ночью она забыла. Сейчас, она про себя произнесла эти слова и закрыла глаза.